От редакции:  В октябре 2015 года Министерству образования нашей страны исполнилось 95 лет. Первым наркомом просвещения Казахстана был назначен Ахмет Байтурсынов. Всего на этом посту сменилось 40 руководителей, из них – три женщины. 12 наркомов просвещения были репрессированы, трое прошли фронты Великой Отечественной войны (см. «Открытая школа», № 08 (149), 2015). Каждый оставил свой след, несмотря на то, что время пребывания в должности у всех разное – от нескольких месяцев до нескольких лет (а в среднем получается 2 года и 3 месяца).
Дольше всех руководили системой образования страны Абдихамит Ибнеевич Сембаев (14 лет, см. «Открытая школа», № 05 (146), 2015 г.) и Кажахмет Балахметович Балахметов. В 1974 г., в конце IX пятилетки, Кажахмет Балахметович сменил на этом посту Балжан Бультрикову (см. «Открытая школа», № 06 (147), 2015 г.) и в 1987, в годы XII пятилетки, достигнув пенсионного возраста, сдал дела Мырзатаю Жолдасбековичу Жолдасбекову.
Я не случайно вспомнила про пятилетки. Пятилетка – это период, на который осуществлялось централизованное планирование экономики в СССР. Ее итоги и планы на новый пятилетний срок обсуждались всенародно на очередном съезде партии. Что это означает на практике? Образно говоря, в течение длительного времени «вспахивала ниву» просвещения, «выращивала урожай» и держала ответ за результат одна и та же команда, под руководством одного и того же министра. Сам по себе уже один этот факт вызывает неподдельный интерес к личности руководителя. Плюс впечатляющие результаты – в 80-е годы система образования Казахстана вошла в тройку лидеров среди союзных республик наряду с Россией и Украиной.
Есть еще один повод – 26 июня 2016 г. Кажахмет Балахметович отметит свой 90-летний юбилей. В июле прошлого года я поехала в Астану, чтобы самой порасспросить Кажахмета Баламетовича о его жизни и работе.
Кажахмет Балахметович, почему вы стали учителем? Какую роль сыграла принадлежность к роду кожа в выборе профессии?
Я воспитывался в интеллигентной семье, отец был одним из организаторов в районе. В наше время учитель в селе был видной фигурой. Его общественное и материальное положение заметно отличалось, к его мнению прислушивались односельчане. А принадлежность к роду кожа никак не повлияла на выбор профессии. Три мои сестры, зятья, дети связали свою жизнь с образованием.
Расскажите, пожалуйста, о себе.
Родился я в ауле № 18 Ортакшиларской волости Кокчетавского уезда (ныне – аул Сулыкол Аиртауского района Северо-Казахстанской области). Свидетельства о рождении у меня не было, я его восстановил по записям отца в трудовой книжке, когда учился в 10 классе. До 1937 года я учился в казахской школе села Володаровка Северо-Казахстанской области. Ее называли Белая школа. Отец работал в райисполкоме. В 1937 г. школу закрыли, а отца освободили от работы, как «ненадежный классовый элемент», обвинив его в том, что он был воспитан приемным отцом – алашордынцем (своего родного отца он не видел, тот умер еще до рождения ребенка), а его жена – дочь бая. Отец был вынужден уехать. В это же время арестовали дядю, зятя и двоюродного брата. По приговору «тройки» их расстреляли.
Мы (мама, брат, сестра и я) бежали из аула к дедушке в Омскую область, там мы встретили отца. Прожили у дедушки год, я учился в 4-м классе.
В 1938 году репрессии ослабли. Вечно скрываться было невозможно. Отец пошел в облисполком, мы все стояли на улице и ждали, чем окончится этот визит. Ему сказали, что к нему претензий нет: «Идите, работайте». Но работы не дали (хотя он был номенклатурным работником). Он смог устроиться только на низкооплачиваемую работу, получал 300 рублей. Мама не работала, а нас в семье – 5 человек.
В 1942 году отца призвали в армию, мы вернулись в родной аул. Отец был вторым пулеметчиком. В боях на Волховском фронте его тяжело ранило, но он успел уложить 7-8 фашистов. В 1943 году его комиссовали, и он вернулся домой.
Я продолжал учебу в Пологинской средней школе с русским языком обучения. У меня сменился круг друзей, ими стали Николай Шевченко, Василий Попов и другие ребята. С ними я дружил до 10 класса. Я учился охотно и успешно. Летом мы все работали на полях. Я был рослым и сильным, меня поставили скирдовать сено. В октябре тетя, вручив мне 5 мешков пшеницы, отправила на учебу в Володаровскую среднюю школу в 8-й класс. Следом за мной приехал посыльный из аула. Оказалось, что пришла разнарядка отправить одного ученика в Караганду учиться на шахтера, но администрация Володаровской школы меня не отпустила. Я был отличником, старостой класса. В 9 классе стал членом учкома (ученического комитета), подал заявление в комсомол. Но события 1937 года давали о себе знать, директор школы Сергей Боев предложил воздержаться от приема. Однако после 9-го класса, во время прохождения подготовки в армию, у нас в селе состоялось выездное бюро райкома комсомола, я вновь подал заявление и был принят в ряды ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи – прим. ред.). Стал секретарем комитета комсомола школы, делегатом районной и областной конференции и даже сидел в президиуме. Новый директор школы Иван Митрофанович Светличный разрешил мне, как секретарю комитета комсомола, присутствовать на педсоветах.
Школу я окончил в 1945 году. В 1944-1945 учеб- ном году постановлением Совнаркома СССР от 21 июня 1944 года «О мероприятиях по улучшению качества обучения в школе» были введены золотые и серебряные медали, тогда же было принято решение проводить выпускные экзамены. Мы были первым (после этого постановления) выпуском. В то время в нашей школе была единственная учительница с высшим образованием – Царева Надежда Александровна. Химию вел наш выпускник. Я хорошо знал органическую химию, а неорганическую у нас практически не преподавали. Экзамены принимала комиссия из района. Мне попался вопрос о кетонах, я получил за ответ «4». Я претендовал на золотую медаль и мог бы обжаловать оценку, заявив, что химия у нас практически не велась, но тогда бы я подвел своего учителя и товарища. Я никогда не любил писать жалобы и тех, кто писал, не любил. Когда ко мне приходили жалобщики и просили с кем-то разобраться, я всегда предлагал им выступить открыто при всех.
После школы поступил в Семипалатинский педагогический институт. В нашей семье было 7 человек (дети дяди жили у нас). Я был старшим. Работал один отец. На помощь родных рассчитывать не приходи- лось, посылок мне никто не присылал. Жил на стипендию в 220 рублей плюс хлебные карточки. Конечно, недоедал и мерз. В результате заболел ревматическим полиартритом, перевелся на заочное отделение и стал работать учителем истории в школе.
У меня в классе учились воспитанники детского дома. Это были дети эвакуированных в годы войны, потерявшие родных. Я с ними дополнительно занимался не только по истории, но и по другим предметам, если они не понимали тему урока. У меня с ними был хороший контакт. Дети быстро понимают, кто есть кто.
В это время я увлекся Макаренко. Штудировал лекции директора 110-й московской школы Новикова, их я нашел в сборнике «Руководство по воспитательной работе». Стал секретарем учительской комсомольской организации. В члены партии вступил в 1951 году. По этому поводу специально приезжала из райкома проверка.
 В 1952 году приехали из ЦК Компартии Казахстана пропагандисты. Я выступил в их присутствии. Им понравилось. Через некоторое время из обкома партии звонок: «Выезжай». Сутки добирался до областного центра. Мне предложили стать инструктором обкома. Заполнил учетную карточку (вплоть до XX съезда я всегда во всех учетных документах должен был писать, о том, что мой дядя был осужден по 58-й статье, иначе это было бы расценено как сокрытие фактов), сижу в приемной у секретаря обкома. Заходит заведующий облОНО Мусахан Канапьянов и предлагает мне пойти к нему заместителем. Я согласился. Хотя, конечно, это было неверное решение. Не имея опыта завуча, директора, не пройдя всей служебной лестницы, сразу стать заместителем заведующего областным управлением народного образования означало существенно осложнить свою жизнь, так как во многих вопросах я еще был некомпетентен.
В 1953 году я женился. Жили на частной квартире, ждали появления сына, а условий практически никаких. Я попросил перевести нас куда-нибудь, где есть жилье и больница. Так мы оказались в Макинске, там я три года проработал директором.
Тогда в области было всего 30 школ, по две на район – одна русская, одна казахская. Макинская была двуязычной. Как директор, я должен был посещать уроки у всех преподавателей (норма была – 12 часов, потом ее сократили до 9, когда я был министром просвещения, норма сократилась до 6 часов). Много работал с педагогическими кадрами. Я посещал уроки системно. Не один урок, а несколько 2-3 дня подряд, и только после этого делал анализ. Такой внутришкольный контроль мне, как руководителю, давал очень много информации об уровне подготовки учителя. Мы организовали в школе предметные методические секции, обмен опытом, ввели стажировку (с молодыми учителями опытные работали бесплатно). Окончивших педагогические вузы учеников собирали у себя, помогали им расти. В учительской лежала тетрадь взаимопосещений. Каждый мог прийти на урок к любому учителю и записать свой отзыв в тетради. Учитель не оставался один на один со своими проблемами. Все это давало свои результаты.
Секретарь райкома партии предложил мне переехать в город Степняк и возглавить 1-ю школу. Дал квартиру.
В феврале 1956 г. состоялся XX-й съезд партии. В это время я был пропагандистом обкома партии. Зав. отделом ЦК Компартии Казахстана Плотников собрал нас и зачитал закрытое письмо ЦК КПСС, в котором осуждались действия Сталина.
После этого события моя жизнь вновь поменялась, я вернулся в Кокчетав заместителем заведующего облОНО. Я пришел к выводу: никогда не надо перескакивать ступеньки служебной лестницы. В новой должности теперь для меня было все ясно, и провести меня было уже практически невозможно. Это и есть профессионализм.
На областной конференции меня избрали членом обкома и назначили заведующим отделом науки и учебных заведений. Так я попал в номенклатуру ЦК.
За время моей работы в области количество школ выросло до 700, я побывал в каждой. В Кокчетаве и в республике мы инициировали привлечение к работе школы семьи и общественности. В 1962 году мы открыли Кокчетавский пединститут.
ВВ 1963-1964 гг. были большие кадровые перестановки. Как номенклатурного работника, они затронули и меня. В это время я перешел на работу вторым секретарем Кокшетауского горкома партии. В 1968 году я был назначен заведующим Кокшетауским облОНО.
В стране произошли огромные перемены. Вышло постановление о качестве обучения. Была изменена программа. М.А. Прокофьев возглавил министерство просвещения СССР (до 1966 года не было союзного министерства, были только республиканские, в это же время Академия педагогических наук РСФСР становится АПН СССР).
Группа ученых написала записку в ЦК КПСС, в которой обосновывалась необходимость улучшить со- держание образования. С 1968 г. по 1978 г. академик А.Н. Колмогоров возглавлял комиссию по математике Учебно-методического совета Министерства просвещения СССР, а академик И.К. Кикоин – по физике.
В это время в Министерстве просвещения СССР заслушивали ряд заведующих облОНО о переходе на новые учебные планы (начальная школа переходила на трехлетнее обучение). Я отчитался, кое-что подсказал комиссии. Когда вернулся домой, пошли разговоры о переводе меня в Алма-Ату. В 1970 г. меня действительно вызвали в столицу и назначили заместителем заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК Компартии Казахстана (заведующим был Малик Сабирович Фазылов, с которым я был знаком по его прежней работе секретарем Кокшетауского обкома партии). В моем подчинении находились 2 министерства – просвещения (министр – Бультрикова) и профессионального образования (министр – Айманов).
Работал 4 года. Работа интересная, бывал на всех коллегиях министерств. Выезжал в области. p>ККогда встал вопрос о назначении нового министра просвещения Валентин Карпович Месяц, бывший тогда вторым секретарем ЦК Компартии Казахстана, сказал: «Не надо никого искать, Балахметов – готовый министр. Оформляйте».
В то время в Союзе набирало обороты движение ученических производственных бригад. Особенно успешным оно было на Ставрополье. Заведовавшая Кокшетауским областным отделом образования Ломакина была творческим человеком. Она добилась разрешения отправить 20 директоров школ области в Ставропольский край с заездом в Москву и Кавказские минеральные воды (вообще, сочетать повышение квалификации и оздоровление стало у нас хорошей традицией. У нас был договор с облздравом, при ИПК был профилакторий. То же самое было и в Алма-Ате, рядом с Центральным Институтом Усовершенствования Учителей находился профилакторий, в котором жили курсанты).
Результатом поездки по Ставрополью стал слет ученических производственных бригад, который мы провели в 1983 г. К нам приехал министр просвещения СССР Прокофьев. Все призовые места завоевали наши дети. 1984 г. Прокофьева сменил Сергей Георгиевич Щербаков. Он предложил на Совете министерства заслушать министров просвещения Казахстана и Латвии. Я сделал доклад на 30 минут. Народу было много – республиканские министры, аппарат союзного министерства, члены коллегии, члены ЦК КПСС, АПН. Одобрили деятельность Министерства просвещения Казахстана по переходу на новое со- держание образования. Предложили выступить по радио для зарубежных стран.
Потом Щербаков посетил Казахстан. Приехал сам посмотреть, так ли обстоят дела, как про- звучало в докладе. Он посетил УПК, детский дом, школу № 120 в Алма-Ате. На другой день провели совещание по народному образованию.
 В мае 1986 г. я побывал в Болгарии на Днях славянской письменности, встречался с Атлантовым – председателем Совета министров Болгарии. Когда вернулся, обратился к Динмухамеду Ахмедовичу Кунаеву: «Мне уже 60. Пора на пенсию». Он ответил: «Ничего, мне уже 75, я же работаю». Однако в 1987 году я провел съезд учителей и вышел на пенсию.
Как вы думаете, призвание – обязательная составляющая успешного профессионального становления учителя или можно обойтись без него? Почему?
Профессия учителя, как и врача, – особенная. Здесь без призвания работать сложно, ведь работа требует большой самоотдачи. Учитель и врач остаются учителем и врачом везде и всегда – на работе, дома, в отпуске… Если человек не ощущает себя «призванным», он не сможет жить в таком режиме. Я всю жизнь был педагогом, даже находясь на партийной работе, я не переставал быть учителем. Ведь партийная работа – это работа с людьми, и воспитательная составляющая в ней велика. Я мог бы уйти в другую сферу (например, в истории нашей страны есть прецеденты, когда люди, поработав министром просвещения, потом занимали посты министра иностранных дел, социальной защиты), но я никогда не менял род своей деятельности.
Вы ощущали давление системы? Как вы с этим справлялись?
Я посвящал себя своей работе и исходил из того, как я понимал поставленные передо мной задачи, я считал, что должен внести свою лепту, оставить след. Учительскую работу я очень любил.
Вы прошли путь от учителя до министра. Какой этап вашего профессионального пути вам особенно дорог?
Я своей работой в министерстве доволен. Я – профессионал. Я прожил содержательную жизнь, был членом многочисленных общественных организаций. Возглавлял Детский фонд Казахстана. И на партийной, и на педагогической стезе приходилось работать с людьми, выдвигать достойных. Каждый шаг на этом пути для меня дорог.
В 80 лет я отошел от дел, вернулся в свое гнездо. Написал книгу воспоминаний «Мое время», она вышла в издательстве «Жибек жолы» в 2002 г. К сожалению, подводит зрение, читать и писать сейчас не могу, поэтому ощущаю некоторую незаполненность жизни.
Как министр министру, чтобы вы сказали министру сегодняшнему и будущим?
Знать свое дело и этому посвятить свою жизнь.
От редакции
Беседа была интересной, но мне не хватало деталей. Для полноты картины я решила обратиться к людям, которые в этот период находились в гуще событий. Толеш Мукашевич Мажикеев работал в Министерстве просвещения, Алла Сергеевна Тхостова – корреспондентом газеты «Учитель Казахстана», Эльвира Александровна Ватлина – в Детском фонде Казахстана.
|
